В разгар выноса мозга на работе, потому как нефиганепраздники резко кончились и выяснилось, что остальные люди отлично отдыхали (так отлично, что не просто не доучили, то что надо было доучить, а всё начисто забыли, так что заново можно начинать) спастись можно разве что чтением перед сном (иди ты к черту музыка, которая постоянно звучит в голове!!!). И в качестве лёгкого чтения пробежалась я по самым популярным современным авторам.
немного о книгахБорис Акунин
Акунина я никогда прежде не читала. Причина тому то, что основная часть его романов — мои нелюбимые детективы, но "Весь мир театр" взял именно связью с искусством. О театре я люблю читать, так как тематика близкая, почти родная. Скажу сразу, сюжет совсем не впечатлил. События развивались по классической схеме, с бестолковыми погонями неизвестно за кем и куда, с кучей подозреваемых и массой убийств, ложными подозрениями и следами, когда "дворецкий" прямо под носом ходил. Главный персонаж вызывал стойкую ассоциацию с Шерлоком и отдавал МС, впрочем не очень сильно, скажем так, в меру. Хотя имя автор взял-таки весьма претенциозное — Эраст.
И всё-таки, несмотря на кажущуюся банальность и скуку, роман порадовал своим языком. Определенно, для меня было большим удовольствием читать именно такой язык: неспешный, аллегоричный, с чётким слогом. Второй порадовавший плюс — хорошо прописанные второстепенные персонажи. Элиза вышла крайне удачно, хотя и несколько однобоко. Особенно яркие были беседы-обсуждения в труппе, каждый актер был слышен ещё по реплике, до уточняемых слов, ну и конечно — Маса))) Масахиро меня порадовал больше всех — очень живой, очень подвижный и запоминающийся персонаж.
Как итог: роман мне понравился, но читать всю серию об Эрасте Фандорине желание не возникло, хотя там и ждёт меня столь же прекрасный язык и полюбившийся уже Масахиро.
Дина Рубина
Дину Рубину я не люблю. Не люблю ещё с "Юности" и рассказа "Уроки Музыки", за вот эти беспощадные и отвратительные для всего моего существа строки:
"...Я просыпаюсь и молча плачу — без слез, без содроганий, это плачет во мне истерзанное благородным насилием детство... Я медленно прихожу в себя и вспоминаю, что ничего больше не должна ей, Музыке. Мои руки, прикованные сном к клавиатуре, как галерник, прикованный к галере, не шевелятся — они постепенно отходят от тяжести сна...
Я уплываю все дальше от возвышенного рабства и детских унижений, от желтых паркетов, отражающих черные ножки рояля, от партии левой руки, так и не доученной мною... Я оставляю храм, чьи грозные и хрупкие своды едва не обрушились на меня... Эту исповедь в полусне никто не услышит, я понимаю, что все это, в сущности, смешно и глупо для взрослого человека. Ведь все давно кончилось: мой отчим — музыка, — жесткий и справедливый, воспитал меня, поставил на ноги и отошел в сторону, оставив мне очень многое — например, приученность к каторжной работе, к тому, что никто за меня ее не сделает. Слишком много лет было: вот они, твои руки, вот сейчас являют работу, золотой груз многочасового старательства. Эта явность предъявленной работы, эта святая невозможность предъявить чужое и есть главное наследие моего проклятого и благословенного музыкального прошлого..."
Я не согласна на 1000%, и для меня этот рассказ ещё в далеком 98 стал плевком в душу. Ведь мне Храм Музыки был домом, а сама музыка — матерью, доброй, но строгой, ради которой не жалко потраченных слёз и времени. Да и что они слёзы — всего лишь попытки пожалеть себя, позволить себе полениться.
Помнится, как-то я ещё несколько раз потом натыкалась на повести и рассказы, но все они казались мне какими-то фальшивыми, неискренними. В этот раз я решила вернуться к Дине Ильиничной с опытом и конкретной целью, и словно нарочно взяла что-то новенькое, но маленькое. Новеллы о путешествиях. Сюжеты тех двух новелл, что я выдержала, поражали своей незамысловатостью и даже очевидностью. С интригой здесь было ещё хуже, чем у Акунина. Говорить о героях в новеллах от первого лица, да ещё и являющихся по сути дневником, бессмысленно, и на выходе остаётся лишь то, зачем я и пришла — язык. И тут-то меня ждала засада. Тошнотворно-красивая, избыточно-лощенная, выспренная и даже местами пафосная засада. От этого языка во рту слипалось от приторных метафор, а внутри зрело дикое раздражение от меланхоличного неспешного стиля. Я сдалась, хотя и отдаю должное мастерству писать красиво и умению создавать необычные и интересные метафоры, но лично мне этого слишком много. Будь это поэтическим текстом, я бы просто похлопала в ладоши красоте слова и воздушной рифме, но... как проза меня такая эфемерность угнетает(((
Собственно, выводы Дины Ильиничны мне по-прежнему не близки. Совсем.
Финальным аккордом стал Виктор Пелевин и его ещё довольно свеженькие "Любовь к трём цукербринам"
Заранее хочется сказать, что Пелевин единственный автор, кому я прощаю мат в литературе. Причина проста: мат у Пелевина появляется именно там, где его невозможно заменить. Его даже смысла там нет менять, ведь это и есть отражение общества. Да и по сути, Виктор Олегович матом и не злоупотребляет. Это же вам не фанфики, где всё не к месту.
Вообще, у Пелевина книг я читала не много, и почётное первое место занимает "Генерейшен П", которая, что уж скрывать, — впечатлила, так впечатлила. Последующие за этим романом книги я не читала, хотя знаю, что выдаёт он их чуть ли не раз в год. И, судя по знакомству с отзывам ПЧ, сделала я это не напрасно. Зато получила квинтэссенцию всего надуманного за долгие годы, отчего и испытала удовольствие. Вообще Виктора Олеговича потянуло в неожиданную форму и стилистику: почти на грани эзотерики и научной фантастики. Хорошо, что хоть постмодерну остался верен. Но на фоне попадающейся мне сейчас эзотерики работа Пелевина выглядела куда более логичной и здравой, хотя и изрядно загруженной. Сюжет в духе Вачовски, скажем, был принят вполне благосклонно, как и основная арка с будущим Кеши. Главная вкуснота здесь была в глубине иронии. То, как автор чуть ли не сочился ядом и цинизмом — подкупало. А вот будущее Наденьки и сделанный вместе с ним вывод несколько расстроил. А Бату вообще стало жалко, что не жизнь, то фигня какая-то(((
Из всех трёх авторов Пелевин был единственный, у кого сюжет настолько увлёк, что было не до техники, хотя текст тёк и воспринимался очень легко. И несмотря на сомнительное окончание, роман оставил весьма приятное послевкусие и уверенность в том, что ещё лет через 8-10 надо почитать Виктора Олеговича)))
немного о книгахБорис Акунин
Акунина я никогда прежде не читала. Причина тому то, что основная часть его романов — мои нелюбимые детективы, но "Весь мир театр" взял именно связью с искусством. О театре я люблю читать, так как тематика близкая, почти родная. Скажу сразу, сюжет совсем не впечатлил. События развивались по классической схеме, с бестолковыми погонями неизвестно за кем и куда, с кучей подозреваемых и массой убийств, ложными подозрениями и следами, когда "дворецкий" прямо под носом ходил. Главный персонаж вызывал стойкую ассоциацию с Шерлоком и отдавал МС, впрочем не очень сильно, скажем так, в меру. Хотя имя автор взял-таки весьма претенциозное — Эраст.
И всё-таки, несмотря на кажущуюся банальность и скуку, роман порадовал своим языком. Определенно, для меня было большим удовольствием читать именно такой язык: неспешный, аллегоричный, с чётким слогом. Второй порадовавший плюс — хорошо прописанные второстепенные персонажи. Элиза вышла крайне удачно, хотя и несколько однобоко. Особенно яркие были беседы-обсуждения в труппе, каждый актер был слышен ещё по реплике, до уточняемых слов, ну и конечно — Маса))) Масахиро меня порадовал больше всех — очень живой, очень подвижный и запоминающийся персонаж.
Как итог: роман мне понравился, но читать всю серию об Эрасте Фандорине желание не возникло, хотя там и ждёт меня столь же прекрасный язык и полюбившийся уже Масахиро.
Дина Рубина
Дину Рубину я не люблю. Не люблю ещё с "Юности" и рассказа "Уроки Музыки", за вот эти беспощадные и отвратительные для всего моего существа строки:
"...Я просыпаюсь и молча плачу — без слез, без содроганий, это плачет во мне истерзанное благородным насилием детство... Я медленно прихожу в себя и вспоминаю, что ничего больше не должна ей, Музыке. Мои руки, прикованные сном к клавиатуре, как галерник, прикованный к галере, не шевелятся — они постепенно отходят от тяжести сна...
Я уплываю все дальше от возвышенного рабства и детских унижений, от желтых паркетов, отражающих черные ножки рояля, от партии левой руки, так и не доученной мною... Я оставляю храм, чьи грозные и хрупкие своды едва не обрушились на меня... Эту исповедь в полусне никто не услышит, я понимаю, что все это, в сущности, смешно и глупо для взрослого человека. Ведь все давно кончилось: мой отчим — музыка, — жесткий и справедливый, воспитал меня, поставил на ноги и отошел в сторону, оставив мне очень многое — например, приученность к каторжной работе, к тому, что никто за меня ее не сделает. Слишком много лет было: вот они, твои руки, вот сейчас являют работу, золотой груз многочасового старательства. Эта явность предъявленной работы, эта святая невозможность предъявить чужое и есть главное наследие моего проклятого и благословенного музыкального прошлого..."
Я не согласна на 1000%, и для меня этот рассказ ещё в далеком 98 стал плевком в душу. Ведь мне Храм Музыки был домом, а сама музыка — матерью, доброй, но строгой, ради которой не жалко потраченных слёз и времени. Да и что они слёзы — всего лишь попытки пожалеть себя, позволить себе полениться.
Помнится, как-то я ещё несколько раз потом натыкалась на повести и рассказы, но все они казались мне какими-то фальшивыми, неискренними. В этот раз я решила вернуться к Дине Ильиничной с опытом и конкретной целью, и словно нарочно взяла что-то новенькое, но маленькое. Новеллы о путешествиях. Сюжеты тех двух новелл, что я выдержала, поражали своей незамысловатостью и даже очевидностью. С интригой здесь было ещё хуже, чем у Акунина. Говорить о героях в новеллах от первого лица, да ещё и являющихся по сути дневником, бессмысленно, и на выходе остаётся лишь то, зачем я и пришла — язык. И тут-то меня ждала засада. Тошнотворно-красивая, избыточно-лощенная, выспренная и даже местами пафосная засада. От этого языка во рту слипалось от приторных метафор, а внутри зрело дикое раздражение от меланхоличного неспешного стиля. Я сдалась, хотя и отдаю должное мастерству писать красиво и умению создавать необычные и интересные метафоры, но лично мне этого слишком много. Будь это поэтическим текстом, я бы просто похлопала в ладоши красоте слова и воздушной рифме, но... как проза меня такая эфемерность угнетает(((
Собственно, выводы Дины Ильиничны мне по-прежнему не близки. Совсем.
Финальным аккордом стал Виктор Пелевин и его ещё довольно свеженькие "Любовь к трём цукербринам"
Заранее хочется сказать, что Пелевин единственный автор, кому я прощаю мат в литературе. Причина проста: мат у Пелевина появляется именно там, где его невозможно заменить. Его даже смысла там нет менять, ведь это и есть отражение общества. Да и по сути, Виктор Олегович матом и не злоупотребляет. Это же вам не фанфики, где всё не к месту.
Вообще, у Пелевина книг я читала не много, и почётное первое место занимает "Генерейшен П", которая, что уж скрывать, — впечатлила, так впечатлила. Последующие за этим романом книги я не читала, хотя знаю, что выдаёт он их чуть ли не раз в год. И, судя по знакомству с отзывам ПЧ, сделала я это не напрасно. Зато получила квинтэссенцию всего надуманного за долгие годы, отчего и испытала удовольствие. Вообще Виктора Олеговича потянуло в неожиданную форму и стилистику: почти на грани эзотерики и научной фантастики. Хорошо, что хоть постмодерну остался верен. Но на фоне попадающейся мне сейчас эзотерики работа Пелевина выглядела куда более логичной и здравой, хотя и изрядно загруженной. Сюжет в духе Вачовски, скажем, был принят вполне благосклонно, как и основная арка с будущим Кеши. Главная вкуснота здесь была в глубине иронии. То, как автор чуть ли не сочился ядом и цинизмом — подкупало. А вот будущее Наденьки и сделанный вместе с ним вывод несколько расстроил. А Бату вообще стало жалко, что не жизнь, то фигня какая-то(((
Из всех трёх авторов Пелевин был единственный, у кого сюжет настолько увлёк, что было не до техники, хотя текст тёк и воспринимался очень легко. И несмотря на сомнительное окончание, роман оставил весьма приятное послевкусие и уверенность в том, что ещё лет через 8-10 надо почитать Виктора Олеговича)))
@темы: книги